Архитектура для власти закона

Нынешняя лента новостей пестрит упоминаниями судов. В особенности — израильская. Тут тебе и суд над премьером, и судебная реформа, и Верховный суд вынужден вживаться в роль Соломона, чтобы определить, кто будет законным родителем ребёнка, рожденного не биологической матерью в результате врачебной ошибки. А впереди еще дело террористов «нукбы» с вопросом о смертной казни, которая существует в законодательстве, хоть и применялась лишь единожды Единственным казненным в Израиле виновным стал нацистский преступник Адольф Эйхман. Он был повешен 1 июня 1962 года. .

Всё это богато эмоциями, но представляет ли читатель физическую ситуацию самого суда? Его экстерьер и интерьер? Какова первая картинка, всплывающая в воображении при словосочетании «здание суда»? Вероятно, для многих это классицистическое здание с высокой лестницей — такое чаще всего показывают в американских фильмах и сериалах. Будут и те, кто подумает о чём-то сером, тяжёлом по ассоциации со скучной бюрократией, волокитой и приставкой «бес» в слове беспристрастность. 

Если в поисковой строке Archdaily (самого популярного в мире сайта с архитектурными проектами) набрать “courthouse”, мы увидим широченную палитру решений, от зданий, полностью отрицающих драму и ни капли не отличающихся от обычных офисов или низводящих ритуальный пафос вершения правосудия до повседневной рутины за счёт схожести с городскими торговыми центрами. Найдутся и весьма выразительные дома-скульптуры, заказчики и авторы которых уверены в необходимости трансляции власти закона в физической ткани города В качестве «офисного» здания суда можно привести Кампус юстиции в Лиссабоне, построенный на бывшей территории Экспо; как пример суда-«торгового центра» — комплекс судебных зданий регионального муниципалитета Дарен (Канада); здание-скульптура — Городской суд Антверпена. . Например, нынешний президент США Дональд Трамп подписал недавно указ о том, что все правительственные здания теперь надо строить в «греческом или римском стиле», хотя спроектированное таковым в 1935 году здание американского Верховного суда уже вызывало споры об актуальности данного образа для государства победившей демократии.

Доступность правосудия и внятность судопроизводства, справедливость закона и его мудрость, но не мудрёность, равенство всех перед ним, наличие не только обвинения и наказания, но и защиты, — реально ли всё это передать за счет каких-то конкретных пластических и функциональных решений. Предположим, с доступностью более или менее просто: очевидный, не давящий, вход без лишних препятствий, тех же бесконечных ступеней, и логичная навигация внутри. Внятность на символическом уровне вроде тоже несложно: например, отсутствие сложносочиненных ломаных фасадов, лаконичность планов, возможно, прозрачность внешней оболочки. Хотя тут уже начнутся умолчания, ведь по соображениям безопасности никогда не будет акцентирована технологическая схема, подразумевающая жёсткое разделение зон перемещения подсудимых, судей и всех остальных.

В историческом еврейском нарративе есть много значимых судов: целая эпоха судей в Танахе, уже упомянутый царь Соломон, суд над Дрейфусом, сыгравший важную роль для появления у Теодора Герцля идеи еврейского государства, Нюрнбергские процессы, в том числе имевшие значение для признания государства Израиль. А вот архитектурная история судостроительства в Израиле невелика, благо система на столь небольшой территории компактнаВ Израиле трехступенчатая судебная система: около 30 мировых судов, 5 окружных и Верховный над ними всеми, который является одновременно институцией рассматривающей ключевые вопросы и апелляции, пришедшие с более нижнего уровня., а 77 лет для архитектуры — не срок. Но тем проще заметить наиболее сильные пластические высказывания.

Британское региональное

Чуть расширив временные рамки, начнём со здания периода Британского мандата, единственного в своём роде, поскольку империя размещала местную судебную власть преимущественно в уже существующих зданиях. Оно находится в Хайфе, которая при турках была скорее посёлком городского типа, но сильно выросла, благодаря основанному британцами порту. Без нового строительства было не обойтись.

Участок выделили на краю тогдашней исторической застройки с пониманием, что город будет расти дальше и выше этой площадки, позже рядом построили мэрию. Суд спроектирован к началу 1930-х. Автором стал Остин Харрисон, главный архитектор Британской Палестины, проработавший здесь 15 лет и создавший такие шедевры как Музей Рокфеллера, Иерусалимский главпочтамт, резиденция Верховного комиссара Палестины и Трансиордании; параллельно он же разрабатывал типовые пункты полиции и иных служб. Британец известен как тонкий ценитель региональной архитектурной традиции, причем не просто на уровне эстетики и экзотики, а как метода решения конкретных задач, продиктованных климатическими, географическими и культурными особенностями. Всё это он каждый раз старался соединить с современными европейскими трендами.

Для Хайфы архитектор создаёт достаточно камерное здание, которое в нынешнем огромном городе не теряется лишь благодаря эфектному курдонеру с арочным порталом главного входа — очевидной отсылкой к повелению Моисея из Второзакония (16:18) о постановке судей в каждых воротах (в русском синодальном переводе ивритское שערי загадочным образом превратилось в города). В этом проекте мы наблюдаем мастерскую геометрическую манипуляцию, из-за которой двухэтажное здание, кажется больше себя. Архитектор выдвигает на первый план два объема как бы полуторной высоты — так считывается сочетание привычного размера окна и небольшой «бойницы» над ним. Эти объемы фланкируют подступ к вертикально вытянутому центральному блоку входа, с перспективным обрамлением двери. В итоге в отсутствии какого-либо подъёма к ним, при высоте проёма в пределах соразмерных человеку 2,5 метров главный фасад производит впечатление значительности, что усугубляет использование крупных каменных блоков при строительстве. В то же время, глядя на остальные фасады, насмотренный турист, пожалуй, вспомнит бюро по трудоустройству Вальтера Гропиуса в Дессау: горизонтально распластанное здание, с карнизами-козырьками, отчерченными по всем стенам кроме главного фасада, свободно расположило своё тело на участке. Этакая трансляция спокойствия и размеренности, «одомашненных» деревянными ставнями. После реставрации 2010-х здание занял офис Государственного контролёра, что, к сожалению, ограничивает доступ внутрь. Кстати, в действующие израильские суды можно зайти без каких-либо специальных пропусков. Вашу сумку, конечно, просветят, но причина «я хочу посмотреть на здание» принимается охранниками без вопросов.

Номер первый

Первое именно израильское здание суда появилось в начале 1960-х в Тель-Авиве. Оно расположено между площадью Заложников Площадь Заложников находится около Тель-Авивского музея искусств, она получила это название после 7-го октября 2023-го года.  и улицей Вайцман, по торцам ограничено улицами Шауль аМелех и Беркович. Тогда это была малозастроенная окраина города, где большой участок использовали военные. Собственно, площадь заняла одно из тренировочных полей, а суд стал первой постройкой на ней. Проект выбирался на основе конкурса. Победило предложение Якова Рехтера (1924–2001), но потом его попросили учесть находки другого конкурсанта, по совпадению его отца и мастера «тель-авивского баухауза» Зеева Рехтера (1899–1960). Необходимость размещения инфраструктуры для двух уровней судопроизводства подсказала композицию из трёх объёмов: кольцевой параллелепипед с открытым двором для мирового суда; более высокая прямоугольная пластина для окружного; и протянутое между ними по уровню земли, сквозное входное фойе, куда можно попасть и с площади, и с улицы Вайцман. Историки израильской архитектуры относят произведение к эпохе романтического брутализма. Понять данное определение проще всего, посмотрев на расположенную через площадь библиотеку Бейт Ариэла начала 1970-х — вот уж гранит знаний во плоти без капли романтики.

Здание Рехтера одновременно подчёркнуто бетонное (большая часть стен лишена дополнительной отделки) и проницаемое, причём последнее изнутри ощутимее, чем снаружи — в любом месте кроме самих залов суда откуда-нибудь да поступает естественный свет. Особенно впечатляет структурная сетка стеклянных фасадов. У неё сбитый ритм в несколько поясов разной высоты и композиции, а в углах отсутствуют стойки, что бросает вызов ментальным представлениям о целостности и крепости любого параллелипипеда. Вроде решётка, а вроде не тюремная, скорее просто обстоятельства жизни.

Дополнительный романтический слой интерьера создан тогда ещё молодым и не повсеместно известным скульптором Дани Караваном (1930–2021). В своих мемуарах он называет эту работу пропуском к большим проектам. А ещё он вспоминает занудство судей: в качестве основной поверхности для оформления художнику предложили бетонные опоры центральных открытых лестниц обоих блоков; он разработал абстрактные контррельефы с включением цитат из Торы, перетекающих по граням. Судьи составили список с фразами вроде «не укради», а Караван хотел другого уровня обобщений, чего и добился. Сложно сказать, насколько такие вещи замечаются человеком, чьи проблемы будут разрешаться или усугубляться на судебном заседании, однако они задают пространственную церемонию, которая выделяется в рутине, а, может быть, и способна вдохновить одного-другого адвоката. Во всяком случае, в сериале «Окружная прокуратура Тель-Авива» (2018) цитируют композицию Каравана: её включили в оформление кабинета главного прокурора округа. Начальники там сменяются из-за расследований против них, а надпись остаётся на протяжении всех серий.

Последним штрихом в описании здания должно стать упоминание деревянной отделки судебных залов, создающей своей мягкостью тёплого живого цвета контраст с красивым и всё же суровым бетоном остальных пространств. Хотя, конечно, открытый бетон конструкций — это что-то про честность. Несколько лет назад к ним добавилась ещё и высотная башня авторства третьего поколения Рехтеров, Амнона, который продолжил чуткую работу с бетонными поверхностями.

Верховная вилла

Около года назад состоялась премьера фильма «Ада, моя мама архитектор», посвящённого карьере Ады Карми-Меламед (род. в 1936). Там есть огромный отрывок о здании Верховного суда Израиля, которое она спроектировала вместе со старшим братом Рамом Карми (1931–2013; ещё одна важная династия израильских архитекторов, начавшаяся во времена Белого города). Заказ на проект они получили в результате двуступенчатого международного конкурса в 1986 году. До 1992-го, когда закончилось строительство, ключевой орган власти, обеспечивавший легитимность государства, в котором не было (нет и поныне) конституции, располагался в помещениях иерусалимского Русского подворья по наследию от британского периода. Здание, расположили на соседнем с Кнессетом холме, между улицей Каплан и Садом Сакер. Известно, что тогдашний Председатель Верховного суда перед конкурсом озвучивал своё опасение получить «что-нибудь кафкианское». К. у Кафки в «Процессе» долго метался по странному многоквартирному дому в поисках своего зала суда и был вынужден взобраться на самый верх. Без верха, конечно, здесь не обошлось, впрочем, кого в Иерусалиме удивишь холмом, здесь такое не считают за высокомерие.

В основу общественной части здания Карми положили идею пути, развёртывания последовательности значимых пространственных впечатлений. Поднимаешься на холм; находишь единственный входной проем, размещённый на стыке перпендикулярных друг другу корпусов, этакий высотный промежуток, манящий тенью. За дверями — уходящая вдаль высокая лестница; она тянется вдоль стены, отделанной крупными камнями, будто из старого города, но ступени в неё не утыкаются, там сделано зеркальное заглубление, поэтому стена словно уходит в глубину холма; а наверху лестницы — панорамное окно, и чувствуется, что подъём того стоит. Взошедшего одаривают видом в сторону сада Сакер и центра города, вот только продолжить движение можно, лишь обернувшись. Там тебя ожидает мистическое пространство, обнесённое по кругу колоннами и накрытое равнобедренной пирамидой — все же 80-е, времена постмодерна. Грани пирамидального потолка ближе к вершине прорезаны люкарнами, от чего на полу в дневное время обязательно присутствует световое пятно, а справа за колоннами и стеклом обнаруживается библиотека с этажами книг; следом же кульминационная сцена — высоченный, залитый светом холл перед залами суда. При этом по своим масштабам Верховный суд — вилла, всего пять залов заседаний против нескольких этажей двух тель-авивских корпусов. 

Если обобщать, то план помещения — треугольник. Входишь от библиотеки сквозь меньший катет, второй катет — справа, представляет вереницу полукруглых ниш, каждая с высоким окном и деревянной полукруглой же скамьей под белыми арочными «капюшонами». Благодаря такой форме потолка естественный свет эфективно рассеивается по всему холлу. Любой психолог скажет, что всё вместе создаёт атмосферу спокойной сосредоточенности, поддержанной эмоциями от вида города и книг на предыдущих этапах сценария. В контрапункте к цепочке округлостей — гипотенуза. В её каменной отделке вырезаны квадратные ворота (снова отсылка к Танаху), за ними небольшие пространства также со скамейками, а там уже и двери в зал. Соединение круга и квадрата, прямого и изгибающегося — формообразующий мотив этого здания. Так, рассказывали сами архитекторы, они перевели в абстрактный код слова 85-го псалма Давида «(Когда) правда из земли произрастает, справедливость с небес является». 

XXI век 

В 2006 году израильскую архитектурную награду «Приз Рехтера», названную в честь отца автора тель-авивского суда, получило бюро Chyutin Architects за проект нового здания хайфского суда. Проектировать его начали в 1995-м году, а достроили к 2004-му. В отличие от профессионального цеха, вручившего за него ещё несколько наград, СМИ дали тогда неоднозначную оценку проекту, в первую очередь из-за предоставленной городом площадки. Она расположена на 2 квартала ближе к морю относительно британского здания, посреди на тот момент сильно руинированного района Вади Салиб. Тогда, в 1990-х, там планировался крупный девелоперский проект с жильём, офисами и т.д, практически зачищавший наследие оттоманского периода. В итоге у девелоперов не получилось толком начать, некоторые старинные дома даже привели в порядок, но в целом, обходя здание, понимаешь, что с политической провокацией архитекторы не справились. Получился этакий слон в посудной лавке, и не то, чтобы слон виноват, но посуда маленькая и хрупкая.

Другое дело внутри. Как и в Тель-Авиве в здании размещаются и мировой, и окружной суд, всего около 100 судебных залов со всей дополнительной инфраструктурой для работы, взаимодействия и отдыха судей. Казалось бы, прямой повод к созданию дома-муравейника, но нет — главный элемент этого интерьера: четырехсветный продольный атриум, расширяющийся кверху и хорошо освещенный, благодаря остеклённой крыше. Как и в вышеописанных кейсах это пространство лишено грандиозности и надменности. Отсюда ты сразу получаешь общее представление: видишь галереи всех этажей с залами, мостики перекинутые из административного корпуса в судебный, а продольная широкая лестница, которая скорее украшение, ведь есть лифты, символически позволяет свободно менять позицию и точку обзора. На последнем этаже она даже прорывает каменную оболочку атриума, образуя смотровую площадку в этаком стеклянном клине с видом на город. Тут, пожалуй, важно вспомнить, что какие бы смыслы архитекторы ни пытались сообщить на символическом уровне, сознание любого посещающего суд по делу погружено в события, произошедшие в совсем иных пространствах. Их воображение расщепляется между реальными помещениями и теми, в которых произошли рассматриваемые инциденты и катастрофы. А потому приёмы, обеспечивающие спокойствие и уверенность, включенность в процесс, то что компенсирует психологическую хрупкость, важнее материализации сложных концепций истины. В то же время не будем забывать и о том, что арестант всего этого не видит, будучи привезен к заднему входу, а то и вовсе сидя перед камерой для видеотрансляции. И нет пока такого проекта суда, в котором было найдено идеальное для него решение.

Все современные фотографии, использованные в публикации, предоставлены автором.