Ранее мы рассмотрели генезис конфликтных отношений пророка Элияѓу и царя Израиля Ахава, очертив их как конфликт между крайним консерватизмом, исповедующим непримиримую приверженность традиционной племенной религии, и мягкой аккультурацией, допускающей компромиссы с ханаанейской средой и новыми политическими реалиями. Попробуем теперь разобраться с одним из самых драматических и переломных эпизодов жизни пророка Элияѓу — его паломничеством к горе Хорев (1 Царей, 19).
Элияѓу отдает должное древним паломническим центрам в пустыне и в Ханаане: по пути в Синай он останавливается в Беер-Шеве в Негеве, эпизод с посвящением Элиши так же происходит рядом с древними культовыми центрами — Гилгалем и Бейт-Элем. О посещении Беер-Шевы почти ничего не сообщается, но ясно, что место выбрано не случайно: Беер-Шева — город праотцов, древний культовый центр. Археологами здесь были обнаружены постройки X в. до н.э., включающие культовый комплекс, в котором располагался четырехугольный «рогатый» алтарь
; о культовом центре в Беер-Шеве говорил пророк Амос (Амос 8:14).
Элияѓу не задерживается в Беер-Шеве и идет дальше к горе Всевышнего Хорев. Надо отметить, что практика паломничества древних израильтян в Синай нашла интересное подтверждение в результате археологических раскопок в городище Кунтилет Ажруд на севере полуострова, в нескольких десятках километров от современной границы с Израилем . Там были обнаружены не только культовые постройки IX–VIII вв. до н.э. , но и посвятительные и эпические надписи на древнееврейском языке, упоминающие как имя Бога, так и ашеру: ה’ תימן «Всевышний Таймана» ה’ שמרן, «Всевышний Шомрона», ה’ ואשרתה «Всевышний и его ашера» . Интересно, что в истории Элияѓу Иерусалим с его храмом не играют никакой роли: по дороге с горы Кармель в Синай пророк даже не счел нужным там задержаться. Это факт, а возможно, и другие детали, несколько раздражают библейского (а точнее, иудейского!) повествователя и провоцирует на прохладные и даже ироничные нотки. Попробуем внимательно прочитать отрывок.
Элияѓу предпринимает паломничество к горе Хорев, не получив об этом, однако, никакого пророческого указания:
После событий на горе Кармель (1 Царей 18) Элияѓу находится в кризисе: покинув Беер-Шеву он предпринимает попытку самоубийства: остается в пустыне без еды и воды и просит Всевышнего забрать его душу. Его слова לֹא-טוֹב אָנֹכִי מֵאֲבֹתָי — «я не лучше отцов моих» звучат немного туманно. Скорее всего, имеется в виду «я хуже своих отцов»: прежде всего хуже Моше, с которым, как мы увидим дальше, Элияѓу себя меряет, ведь то, что получилось у Моше — оторвать евреев от оседлого образа жизни в Египте и увести их в пустыню к горе Всевышнего — Элиягу не удалось. Покричав «Всевышний — он Бог» и убив пару сотен пророков Баала, израильтяне разошлись по домам, но за Элияѓу не пошли.
Однако Всевышний не дает своему пророку умереть и посылает к нему ангела с едой и питьем. Он заставляет Элияѓу подкрепиться и во второй раз, подчеркнув, что дорога «слишком трудна» для него (רַב מִמְּךָ הַדָּרֶךְ). О какой дороге идет речь? О переходе от Беер-Шевы до горы Хорев? Или эта короткая и сухая фраза намекает на большее: бескомпромиссный консерватизм Элияѓу, его попытка подражать Моше и повернуть еврейскую историю вспять — цель непосильная, и, возможно, бессмысленная? Но Элияѓу видит себя идущим путем Моше: он не ест и не пьет сорок дней и сорок ночей и приходит к горе Хорев.
Положение Элияѓу — трагично. Если за Моше был целый народ, который он представлял и защищал, за Элияѓу нет никого — он одинок и полон горьких обвинений в адрес сынов Израиля. Между идеалом и попыткой подражать идеалу существует невидимая стена. Несмотря на всю драму божественного явления, Элияѓу чем-то смешон, и ирония в голосе Бога передает это: «что тебе здесь надо, Элияѓу?» (מַה-לְּךָ פֹה אֵלִיָּהוּ).
Трагикомический эффект нарастает: все ожидаемые явления природы, обычно сопутствующие теофании, оказываются пустыми, лишенными божественного содержания: Бога нет ни в вихре, разрушающем скалы, ни в громе с молнией. И если пророк настроен на торжественный лад в духе откровения на горе Синай (Исх 19-20), его ожидания обмануты. Лишь тонкий голос тишины возвещает о божественном присутствии. Тишина становится тем символом, который подчеркивает разницу между драматическим настроением Элияѓу и реальностью момента. Время торжественных богоявлений в пустыне безвозвратно прошло, а Элияѓу не сумел этого понять.
Но Элияѓу начеку и не теряет надежды — полный горечи и желания мести он повторяет ставшие уже привычными обвинения в адрес народа: они предали завет с тобой, я один остался верен тебе… Элияѓу словно ожидает, что Всевышний вот-вот скажет ему то же, что когда-то сказал Моисею: тогда я умерщвлю их и произведу от тебя новый народ! (Исх 32:10) Вполне вероятно, что в сложившихся обстоятельствах Элиягу не стал бы возражать… Но его ожидания снова оказываются обманутыми. Всевышний говорит что-то совсем другое; он дает ему пророческое задание — вернись на север и назначь Хазаэля царем Арама, Йегу царем Израиля, а Элишу — пророком вместо себя.
Другими словами: ты уволен, спасибо за службу, твоя миссия окончена. Не будет возвращения к традиционной племенной религии, основанной на непосредственном вмешательстве Всевышнего и почти родственной с ним близости в пустыне. Ситуация изменилась: вход в Ханаан, переход к оседлому образу жизни, создание и укрепление царской власти предлагают новые правила игры. Израиль становится частью большой ближневосточной политики, на что указывает назначение Хазаэля. Впереди — централизация культа, возвышение жреческой касты и кристаллизация письменной традиции. Роль рода Йегу, царствование которого провозглашается в пророчестве, очень показательна в этом смысле. Йегу и его потомки, прежде всего Йеровам II (788-748), переориентировали политику Израиля. Если Ахав делал ставку на локальные союзы и противостоял проникновению Ассирийкой империи, Йеху и его внук Йеровам пользовались покровительством Ассирии (со временем переросшей в вассальную зависимость) . Первые попытки централизации культа были предприняты именно в эпоху Йеровама II — вероятно, под влиянием ассирийской царской идеологии, как на то указывает возвышение царского святилища в Бейт-Эле (ср. Амос 7: 10-14). А впереди долгая и сложная история периода царей, в результате которой выкристаллизовалась древнееврейская традиция.
Паломничество Элияѓу к горе Хорев можно расценивать как попытку религиозной реставрации — реставрации архаичной традиции пустыни, основанной на верности племенному богу и прямой зависимости от него. Эта попытка провалилась, что может служить интересным напоминанием тем, кто и сегодня предпринимает похожие попытки восстановления духовных центров, освященных историческим опытом. Элияѓу, чувствуя тесную связь с кочевым прошлым Израиля, остался чужд новым процессам, напрямую связанным с присутствием народа в Ханаане и влиянием ханаанейской культуры — формированию сильной царской идеологии и централизации культа.
Невзирая на это, Элияѓу является величайшим пророком Израиля. Если бы не он, трудно сказать, остался бы Израиль в истории или стал бы одним из этносов Ханаана, которые приходили, завоевывали землю, оседали, даже оставляли после себя материальное и культурное наследие, но со временем ассимилировались и исчезали — будь то амореи, хетты и другие группы. Его попытка не была бесплодной: он не достиг того, что хотел, но он достиг чего-то другого. Благодаря фанатичному настаиванию Элияѓу (и других пророков) на исключительной гегемонии племенного бога пустыни, все процессы аккультурации и сближения с ханаанейской культурой, которые неизбежно происходили с Израилем в период царей, проходили определенную трансформацию, преломлялись в свете верности Всевышнему и сохранения древних законов и традиций. Провалившая попытка реставрации обернулась созданием нового живого содержания.
Титульная иллюстрация: Ангел кормит Элияѓу. Фердинанд Бол, 1660–1663 / Wikimedia